вот отличнейшая и доступная статья о защитных механизмах психики:
ФЕКАЛЬНЫЙ ЩИТ или как мы защищаемся
У животных есть масса удивительных стратегий для защиты себя от нападений хищников. Эти защитные механизмы оттачивались тысячелетиями эволюции. Физиология этих, зачастую уязвимых, существ развивалась и модифицировалась с целью максимального обеспечения выживаемости. Так картофельный жучок (leaf beetle) умело и с задором использует свои экскременты: наевшись токсичного растения, с помощью брюшных сокращений, он обматывает себя собственными, отравленными, испражнениями. Этот «фекальный щит» служит для него надёжной защитой, - кто на такую «вкусноту» позарится?!
Если мы только метафорически говорим о том, что готовы взорваться от переполняющей нас ярости, то отдельные виды муравьёв (Malaysian ants) взрываются буквально: в результате хищник, позарившийся на муравья, получает взрыв ядовитого содержимого.
Эволюция приматов подарила нам меньше физиологических возможностей для защиты, поэтому нам приходится прибегать к услугам собственной психики.
Психологические защитные механизмы у homo sapiens также разнообразны и порой удивительны, как и защитные стратегии животных. Однако мы действуем тоньше: вместо ядовитых фекалий или зарядов токсичной рвоты, мы используем порой не менее изощрённые, но невидимые приёмы.
Когда защитные механизмы уже не защищают
Наши защитные механизмы, помогая нам выжить на раннем этапе развития, позже могут стать серьёзной проблемой для дальнейшего роста и оптимального функционирования.
То есть, если в детстве вы росли в семье, в которой протестовать было не просто бесполезно, но и опасно, вы научились сдерживать эмоцию, необходимую для выражения протеста, - ярость. Адаптировавшись таким образом, вы стали мастером избегания конфликтов. Это несомненно помогло нам выжить. Однако во взрослом состоянии неумение вступить в конфронтацию и постоять за себя может стать серьёзным препятствием для профессионального развития и здорового общения.
Если невыраженную эмоцию ярости держать в себе, то действительно есть риск взорваться, пусть хоть и образно. Однако есть ли в этом смысл? Ведь досадивший вам «хищник», в отличии от муравьиного, вряд ли отравится и умрет в процессе.
В отличии от животных нам иногда приходится задумываться над системой нашей защиты. Так же ли она оптимальна, или пора все же снять с себя «фекальный щит»?
Далее – лишь несколько примеров особенно творческих психологических защитных механизмов, по мере моего к ним профессионального пристрастия.
Мы все, конечно, в той или иной степени, пользуемся всеми из возможных защитных механизмов, но у каждого есть свои излюбленные, как старые протёртые, но любимые джинсы, варианты.
Мимикрия / Слияние
Для животных слиться с окружающей средой является естественным средством выживания. Мы же сливаемся не с пейзажем, а с другим индивидуумом. Чрезмерное слияние может обернуться потерей собственного голоса, своих чувств и растворением собственного Я в этих слишком тесных для двоих отношениях:
Мать и дочь. Они одно целое. Дочь не уверена, где начинается она, и заканчивается мать. Дочери уже 30, но она самоутверждается «от противного», то есть от матери. Их постоянный конфликт проявляется в бесконечном внутреннем диалоге. Когда я разговариваю с одной, тень другой постоянно выглядывает из-за плеча, влезая исподволь в разговор. Они неразрывны, как неудачно сросшиеся лбами сиамские близнецы. Это болезненная взаимозависимость не даёт им дышать. Мать властна и обладает страшным оружием – сарказмом. Дочери всегда было проще покориться, чем протестовать. Протест мог обойтись ей дорого. Она научилась одеваться, как мать; любить то, что любит мать; думать, как мать.
Вытеснение
На страже этого механизма стоит очень важное свойство нашей памяти стирать избыточную информацию. Обычно мы забываем то, что слишком болезненно помнить:
Она не помнила своих снов, не помнила себя ребёнком. И в снах и в детстве было слишком много страшного, настолько, что она научилась забывать. Она была весёлой девушкой без прошлого и без снов. И только иногда, вдруг что-то накатывало на неё, и необъяснимая и оттого ещё более страшная тоска наваливалась на неё черным валуном. Обычно это случалось по осени…
Депрессия устраивалась у неё дома, у неё в голове и медленно убивала. Подсознательно она догадывалась, что тоска лезла из городка, в котором прошло ее детство, и из которого она давно убежала. Но заглядывать туда было страшнее, чем жить в полу-мёртвом состоянии, в котором не было уже ни стыда, ни страха.
Расщепление
Наша психика устроена так, что нам проще намного принимать однородные постулаты о себе и о мире. Чёрное и белое понятны и ясны, в них нет смутной тревоги серого.
Проще принять то, что «я добрый», чем когда «я добрый, но способен испытывать ненависть». Мы знаем с детства, что «добрые не ненавидят». Контраст самоощущения с этой установкой рождает зачастую внутренний конфликт. Разделив себя на доброго и плохого, мы успокаиваемся и тихо хороним «плохого» под кроватью. И забываем там в пыльной темноте.
Такой же процедуре расщепления мы подвергаем и других, которые не укладываются в присвоенную им роль:
Мам у неё было две, одна - хорошая, другая – плохая. В детстве, когда ей прочитали сказку о Белоснежке, она очень удивилась, что злая Мачеха была мачехой, а не просто второй мамой. Плохая мама умела обидеть, пристыдить, наказать. Она врывалась в раёк её детского мира всегда внезапно, не предупреждая. И тогда хорошая мама исчезала, и это было страшное, непонятное волшебство. Она училась распознавать знаки. Ей казалось, что появление плохой мамы зависело от того, как она себя вела. Она очень старалась вести себя хорошо, тихо и быть очень послушной девочкой. Но плохая мама все равно не исчезала. Когда она выросла, то она поняла, что мама была больна, её мучили депрессии. Но образ мамы, разломанный на две неравные части остался в её сознании. Собрать его воедино значило отказаться от того идеального, доброго варианта, который был ей так необходим.
Проекция
Зачастую проекция следует по пятам за расщеплением. Две, зачатую противоположные частички одного и того же человека трудно удержать вместе. От «плохой» версии сестры, мужа, друга или себя самого необходимо избавиться и как можно скорее.
Именно этот, слишком болезненный для сожительства с ним, вариант человека мы проецируем на кого-то другого, кого ненавидеть проще и приемлемее. Таких удобных «козлов отпущения» вокруг всегда много: на их роль прекрасно подходят чем-то отличные от нас соседи, морально неприемлемые нашим обществом меньшинства, члены вражеской спортивной команды, и т. д.
Примеров того, как включается подобный механизм множество, особенно в поведенческой психологии групп:
Он всегда был не таким как все. Он был рыжим, заикался и обладал слишком звучной и нерусской фамилией. Его травили все, всем классом, с каким-то диким самозабвением. Даже самый мелкий и забитый двоечник мог позволить себе ткнуть его в общей своре. Издеваясь над ним, они чувствовали себя лучше. Видя его унижение и его слезы они становились всесильны, хоть на миг. Постоянно преследовавшее их чувство стыда, аккуратно поддерживаемое учителями, отступало: они были правильными, хорошими парнями, а вот он… он был с изъяном и даже пах как-то особенно, может быть животным страхом.
Расщепление с последующей проекцией могут произойти и с нашем собственном Я. Если внутренне мы подозреваем в себе некий, воспринимаемый страшным и стыдным недостаток, то проще отломать от себя этот кусок и выбросить куда подальше.
Куда подальше не получается, однако подобные, отломанных, куски можно перенести на кого-то другого. Именно поэтому из евреев получаются прекрасные антисемиты; а из латентных гомосексуалистов яростные гонители сексуальных меньшинств.
В другом намного проще наказать то, что так страшно внутри себя.
Идеализация
Вы когда-нибудь задумывались, почему мы называем свою страну «Родина-мать»? далеко не на всех языках существует настолько пафосный вариант для названия места, в котором мы родились. Государство в нашей стране то и дело делает ее не простым предметом для здоровой привязанности. А вот обожать беспричинно и слепо можно, - мать же! Когда предмет дорог нам и жизненно необходим, как например родители в детстве, принять его несовершенство очень сложно. Тогда наша психика прибегает к идеализации.
«Королева-Мать», - она называла её именно так. Не «мама», а именно «Королева-Мать», вот так, с большой буквы. С ней она по-сути никогда не жила, так как та, увлечённая собственной карьерой и новым мужем, уехала за границу, оставив дочь на свою, молодую тогда ещё мать. Решению этому было подобрано всей семьёй масса очень логичных доводов: школа у ее была рядом с домом, прекрасная, бабушка удачно была видным педиатром и бурлила энергией (Рационализация!). Сначала мать приезжала часто, брала к себе, в тёплую далёкую страну на каникулы. Потом у неё с заграничным мужем родился сын, и она стала приезжать все реже. В первые годы дочь верила в то, что скоро мама заберёт ее к себе, но потом поняла, что ей лучше здесь. Поездками, хоть и редкими, за границу она хвасталась перед подругами. У них были мама-трудяги, часто срывающиеся на детей. У неё была мать-трофей, «Королева-Мать». Она была всегда красива, элегантна, ухожена и иногда дочери не верилось, что эта чужая, вкусно пахнущая женщина – ее мать.
Когда она выросла, и переехала всё-таки доучиваться в страну, в которой жила мать (бабушка умерла), та успела разочароваться в муже и устать от сына. Дочь оказалась неожиданно интересной, похожей на неё в молодости, девушкой. Дочь наконец смогла обожать мать открыто, она смотрела ей в рот, внимала ее советам, обожала…
Смещение или Перенос
Когда в нас бурлит ярость, мы не всегда можем ее выразить прямо здесь и прямо сейчас. В приличном обществе это не принято. Если вы плюнете в лицо начальника или выплесните содержимое бокала на делового партнёра, то вряд ли это поспособствует вашему профессиональному успеху. А вот выплеснуть это вино на своего возлюбленного, если он обидел вас неудачной шуткой, вполне можно.
В данном случае мы вполне осознаем, какая именно эмоция в нас клокочет, но ошибаемся в предмете, которому она адресована.
О работе он не говорил никогда, вся семья интуитивно знала, что работа у него тяжёлая, и что страдает он ради них.
С работы он всегда возвращался поздно и до самого конца ужина молчал. Дети ждали его прихода с ужасом, как неизбежного наказания. Семейное застолье было мукой, никто не смел заговорить, пока не подаст голос он. Это было негласное правило, - ждать, пока он выпьет свой стакан вина и задаст кому-нибудь вопрос. Вопрос всегда был один и тот же, об оценках.
Когда отец ушёл наконец на пенсию, она вырвалась на волю и торопливо поменяла страну, чтобы оказаться как можно дальше от этой проклятой столовой, этого страха и постоянного чувства тревоги. Только намного позже, когда его уже не было в живых, а мать снова начала учиться дышать и говорить, она поняла, что на работе отец был постоянно гоним, он был самоучкой и все время чувствовал себя хуже других. Коллеги его не принимали, так или иначе выказывали своё пренебрежение.
На работе он был постоянной жертвой, и чувство стыда за то, что не умеет за себя постоять, дать отпор, преследовало его постоянно. Переступив порог дома, он превращался в палача. Тиранизируя близких он возвращал себе хоть часть потерянных за день силы и достоинства.
Интеллектуализация
Когда клиент напротив меня уходит в интеллектуальные дебри, я догадываюсь, что скорее всего он отчаянно старается уйти от какого-то эмоционального переживания, пока для него непереносимого. Мы все, как существа активно и бесконечно много думающие, успешно используем сей манёвр. «В своей голове» мы способны держать ситуацию в той или иной степени под контролем. С эмоциями зачастую справляться сложнее. Тех, для кого интеллектуализация стала основным защитным механизмом, - как в игре в прятки излюбленным укрытием, - легко узнать:
Он сидит напротив вас, весь такой умный и говорит, говорит. И все вроде правильно и даже интересно, а на вас накатывает ни с того ни с сего по нарастающей раздражение. Вполне возможно, что это он, – игрок в интеллектуальные прятки. Вероятно на самом деле он в тот же момент испытывает ту самую ярость, которую просто не осознает, так как для него эта эмоция-табу. Вот и сидите, бурля внутри вместо него вы.
К слову, если у вас тоже с выражением этой эмоции проблемы, то тогда скорее всего вы будете просто зевать и чувствовать страшную скуку. Или даже заснёте прямо здесь, лицом в салат, хоть и абсолютно трезвы.
Когда вам попадается на пути особенно «пахучий» персонаж, задайтесь вопросом, а не защитный ли это механизм? Вполне вероятно, что обмотавшись в фекалии собственной агрессии, на самом деле он просто очень сильно боится быть съеденным!