Говорили, что брат твой связался с тьмой, оттого он стал первым, а был седьмой, оттого не снимает он амулет, оттого он на троне, а ты в земле. Он затеял войну и ещё одну. Он в багровой реке утопил страну. И сказал: "Недовольны? Быть по сему: бросьте вызов, и я его приму".
Говорили: накличу семье беду, говорили, что смерть я им приведу, говорили: молчи, я молчала, но
на войне смерть нашла их всех всё равно, ничего не оставив мне, и тогда я взяла твой кинжал, обручальный дар, и теперь не смогу повернуть назад: королю заглянула уже в глаза.
Говорили, что чары его сильны, говорили, врагам насылает сны, те, от их красоты забывая цель, умирают с улыбкою на лице. Говорили, не справлюсь, но погляди, амулет сорвала я с его груди. Кровь стекает с рук, и она тепла. Погляди, я сумела, я всех спасла, я воткнула кинжал твой ему в живот, и отныне он — мёртвый, а ты — живой. Слышишь песню? Поёт во дворе сестра. Слышишь голос? Вернулся с войны мой брат.
Слышишь смех? Это маму отец смешит.
Я-то думала, что же он мне внушит? А всё просто и сладко, как карамель. Лишь одно не даёт спать спокойно мне: захочу, так успею проснуться я, или тёплая кровь на руках — моя?
***
Третий год не берут государя ни яд, ни сталь, третий год ему первые ратники не чета, третий год его стрелы пронзают любую цель;
третий год мое сердце стучит у него в ларце.
Иногда государь достает его, и оно — ненавистным ларцом из железа обожжено — заживает в руках его бережных и дрожит, и тогда я пою обо всем, что ни прикажи.
Я пою о победе — в войне его ждет триумф, я о силе пою — с ним не справиться никому, но больнее, когда он велит мне: "остановись,
спой любимую," и я пою ему о любви. Я пою ему правду: умён он, красив и юн, его любят в ответ все, кому он твердит "люблю". И пока эта песенка тянется, я всегда вспоминаю, как сердце решилась своё отдать. Как сумела доверить его своему врагу, как не знала, что люди, в отличье от фейри, лгут. Но не знает и он о народе моем одно: забери у нас сердце, мы станем послушны, но, где три года ни прячь и как раны не береди, на четвертый год новое будет стучать в груди.
***
Сколько мне помнить запах воды и тины, бабушкин дом, построенный у пруда? Мать говорит: тебе повезло, Кристина, целое лето нам от жары страдать, в городе душно, ты же прекрасно знаешь, тут - свежий воздух, тысячелетний лес. Папа смеется: "мне ли не знать, родная, как тяжело бывает на той земле."
Бабушкин дом уютен, но очень тесен, пес на цепи - огромный, клыкастый волк, папе, конечно, это не интересно, он-то дворнягой видит простой его. Бабушка шепчет: "чует, конечно, что-то, он же мой сын, да что с сыновей-то взять, кстати, сосед приехал вновь на охоту, сын его младший спрашивал про тебя."
Мне лет двенадцать, я ненавижу Даню за золотые кудри, живейший ум, ну и за то, что вместе со мной играет только за тем, что лес не откроет путь оборотню к верховьям реки, в которой часто видать русалочий молодняк. Мы дружим с Риэ, Риэ желает в город и еще ноги. Этого не понять. Мне бы ее русалочий хвост и силу, и - принадлежность, что ли? к ее мирам. Я говорю, мол, раньше домой просили. И улыбаюсь - даже не надо врать.
Бабушка просит не выходить из дома, проще взрослеть, быстрее все забывать. Это последнее лето, когда я помню, то, что во мне ни капельки волшебства. Вот она варит зелье, я знаю, что там, Риэ, наверно, вечность затем жалеть.
"Данька с отцом бывают тут на охоте, я не умею ни колдовать, ни петь." - зелье кипит, и всё пропитало паром - сыщешь нежней ли голоса моего? - "Бабушка - ведьма, я же, увы, бездарность, вместо собаки дом охраняет волк, наш домовой не любит воды и хлеба. Это не трудно, слышишь, запоминай. Будущим летом снова сюда приеду, но никому не буду уже нужна, зря разрешили к этому привязаться".
В городе душно, Данька ворчал про смог. Мне через день исполнится девятнадцать, я с репетиций в театре иду домой. В планах - Сан Карло, может, Большой, Ла Скала, свадьба у Раи с Данькой - скорей бы май. Рая красива, словно она русалка. И, как русалка сказочная, нема.
волшебные сказки на ночь от
https://vk.com/theomaclean
Автор
Тема: Стихи (Прочитано 1613879 раз)